"Волшебные палочки"

Девочка лежит в густом невысоком клевере у реки и смотрит в небо… Солнце, изнемогшее от собственной жары, медленно продвигается к дальнему прохладному лесу. Туда же вслед за ним тянутся и пышные пенистые облака. Они похожи на фрейлин, а солнце – их повелитель. Самая первая, с круто взбитой прической, растягивает руками во всю ширину свою юбку и оттесняет ею от солнца всех других фрейлин.

- Ирина Петровна, - нарекает девочка первую фрейлину - облако. Так зовут её школьного завуча. И она также всегда столь властно и степенно вышагивает по длинному коридору, что ни ученики, ни другие учителя не осмеливаются обогнать ее и потому все замедляют свой шаг, теснятся позади и с нетерпением ожидают, когда же Ирина Петровна, наконец, свернет в нужный ей класс или в свой кабинет.

- Не хочу про Ирину Петровну, - отмахивается от фрейлины-облака девочка и, прищурив глаза, прислушивается к голосу затихающего июльского дня…

… нетерпеливо жужжат в поисках медовой влаги пчелы, перелетая с одной мохнатой чашечки клевера на другую и тут же сердито вспархивают: кто-то оказался попроворнее и уже выбрал весь нектар из цветка.

Из незримого высока допевают свои радостные песни неугомонные жаворонки.

А в молодом лесу, взбежавшем на крутой пригорок сразу же за рекой, начинается предвечерняя перекличка. Как дела? Как ваше настроение? - слышится девочке в чьём-то громком щебетании.
Она ещё плохо разбирается в птичьих голосах.
- Спасибо, мы все здоровы, у нас всё в порядке, - тоненько отзываются то ли пеночки то ли малиновки.
_ Тук-тук-тук…. По-ра по-бли – же к гнез-дам, - выстукивает для ни в меру залетавшихся птиц дятел.
Его-то узнать нетрудно.
Ус-пе-ем! Ус-пе-ем! - также в такт ему отвечают с разных концов леса стрижи, сороки, дрозды…
И вдруг всех их забивает гулкое мерное кукованье.
- Раз, - не открывая глаз, считает девочка… - два….три…. пять восемь…. одиннадцать….
- Одиннадцать, - повторяет она в ожидании очередного « ку-ку».
Но кукушка молчит.

- Одиннадцать да двенадцать, - подсчитывает девочка. – И это всё? - А, чепуха какая-то, - легко отрывает она свою спину от земли, и, обхватив колени руками, смотрит на реку. Здесь, прямо у её ног, река заросла густым тростником, и вода пробивается сквозь него, как через неприятельское войско.

Девочка встает, подходит к самому краю берега и, наклонившись над водой, ухватывается за верхушку ближайшей к ней тростничины. Осторожно и терпеливо тянет она высокое растение к себе и, когда оно наконец оказывается у неё в руках, привычным движением надламывает внизу кожицу, освобождает из-под неё белый стебелек, надкусывает его и жмурится от удовольствия… По правде, не так уж он и сладок этот июльский перезрелый тростник, но зато всякий раз ощущая во рту его вкус, девочка тут же видит себя той первоклашкой, когда её впервые приобщили к этому нехитрому лакомству деревенской детворы. Вот и сейчас её услужливая, столь ещё невеликая память, переправляет свою повелительницу в тот, совсем другой , давний летний день, где девочка уже плывет по этой же самой реке на плоту вместе с другими ребятишками. Плот продирается сквозь заросли тростника и двое мальчишек, что постарше, все время отталкиваются от дна длинными шестами, чтобы не застрять на одном месте. Девочка видит на себе сиреневое ситцевое платье и белый бант в волосах. Волосы короткие, и бант то и дело норовит соскользнуть с них. И тогда девочка одной рукою придерживает на голове непослушный бант, а другою заталкивает в рот лакомую трубочку тростника….

Где он теперь, тот день? Не догонишь, не заглянешь снова ему в лицо, но девочка и не печалится об этом. Она же знает, стоит ей оказаться у реки, дотянуться до тростника, ощутить во рту его вкус – и тут же, неведомо где находящийся теперь тот самый день снова окружит ее со всех сторон, и она снова увидит себя в том сиреневом платье и почувствует под рукою шелк непокорного банта на своей голове…. А иначе зачем бы она сейчас стала жевать этот перезревший тростник! Ну, конечно же, чтобы он сыграл роль волшебной палочки и вызвал в сегодняшний день тот, другой, уплывший под парусами облаком в неведомую даль….

У девочки есть уже несколько таких волшебных палочек. И каждая хранительница дня, прожитого ею когда-то и запомнившегося ей больше остальных дней. Эти палочки у неё всегда под рукой. Вот, пожалуйста….Только что над нею пролетел толстый увалень шмель. И пусть он всего- навсего шмель, а не медленный и тяжелый, низко летящий майский жук… Жук…Шмель…Какая разница?. Все равно она уже видит весеннее предвечернее солнце, яркозеленую траву, выросшую ей почти по щиколотку, и белое бушующее пламя вишен и яблонь, вырывающееся из-за изгороди садов. И ещё она видит, как там и тут летят низкие стаи майских жуков… Девочка взмахивает березовой веткой с ещё клейкими маленькими листочками и сбивает ею плотное тельце летящего ей навстречу жука. Жук тяжело падает в траву, а черная с белой грудкой дворовая собачонка крутится вокруг жука и взвизгивает в нетерпеливом ожидании, когда же она, её маленькая хозяйка, наклонится за добычей , упрячет жука в специально приготовленную коробочку, а затем они вместе побегут навстречу очередной гудящей стае….

Девочка бежит, распахнув пальто, хотя уже и сыро и прохладно, а чёрно-белая собачонка короткими прыжками нагоняет её, забегает вперед и вытанцовывает перед ней свою собачью преданность и собачью радость… И в это же самое время нескончаемые эскадрильи жуков летят и летят над ними…. И тогда девочка уже не бежит, а только бросается то в одну сторону, то в другую и без устали подпрыгивает, чтобы сбить ещё одного жука, ещё и ещё…. И тут же рядом с нею прыгают и взмахивают кто ветками, а кто просто руками, другие девчонки и мальчишки, такие же растрепанные, как и она сама, в таких же распахнутых пальто и курточках, со съехавшими с их голов кепками, шапочками, платками… Всем им радостно, весело, сказочно хорошо, а из домов, из раскрытых форточек летят сюда разноголосые призывы взрослых...

- Валерка, а ну марш домой!
Зойка, долго я тебя кричать буду!
- Шурик, кто корову домой загонит!

Разве не было ещё раньше да и потом тоже других весен и других майских вечеров с такими же летящими стаями майских жуков? Конечно, были, но девочка их не помнит. Помнит только этот единственный вечер, помнит так явственно, будто он отгорел не четыре года назад, а только вчера.

- Отчего так? – задумывается девочка и снова садится на берег, только теперь лицом не к реке, а к деревне и опускающемуся в дальний лес солнцу. Отчего? Целый год проживешь, а запомнишь из него только несколько дней. А куда же деваются остальные? Протекают сквозь память, как вот эта вода сквозь этот тростник? А ведь они были, эти другие дни. И в каждом непременно что-то происходило и случалось, пусть самое обычное, каждодневное, но было же… Где же всё это? Забылось? Позабылись целые груды прожитых дней? А этот? Сегодняшний? Тоже возьмет и позабудется?

Девочка встает с земли, поднимается на цыпочки и, вытянув шею, крутит головой в разные стороны, чтобы получше рассмотреть уходящий вместе с солнцем день и запомнить его весь, весь… И этот невысокий, пахнущий мёдом, клевер. И неслышно пробирающуюся сквозь тростник речную воду… И одиноко распустившуюся на её поверхности прохладную белую лилию….И доносящуюся из леса птичью перекличку…И возвращающееся домой разноголосо мычащее стадо…. И глухие окрики пастуха и гулкие выстрелы его плети… И уличный шум оживающей после дневного затишья деревни… И долетающую откуда-то издалека и потому еле различимую чью-то песню… И наконец, она должна запомнить саму себя, стоящую босиком на ароматной теплой июльской земле и вбирающую в свою память этот сегодняшний день…

И что же? Он всё равно позабудется? Забудется, потому что все это уже было и повторялось много раз, такие вот дни и такие вечера, похожие, как близнецы, друг на дружку, одетые в точно такие же краски и говорящие такими же одинаковыми голосами….

А если она не хочет отпустить этот день от себя? Если она все же попробует забрать его навсегда с собой? Надо только помочь своей памяти и отыскать для неё ещё одну волшебную палочку…

Но какую? Где?

И девочка увидела…

Всего в нескольких шагах от неё, прямо на ещё недавно скошенную траву, сверху струился и змеился последний, отбившийся от заходящего солнца луч… И девочка с разбегу кинулась в этот животрепещущий ручьистый сноп, подставляя лицо, плечи, волосы, всю себя щедро льющемуся на неё золотому солнцепаду….

Лидия Смоленская, г.Мюнхен.

• След. Публикация
• Пред. Публикация